1976 г. Ульрика Майнхоф повесилась в тюрьме Штутгарта, а ее бренные останки были погребены в Берлине — правда, без мозга. Патологи в исследовательских целях хотели сравнить его с мозгом серийного убийцы. Лишь в конце 2002 г. были похоронены останки террористки.

Содержимое невзрачной картонной коробки было чрезвычайно деликатным: в ней находился законсервированный в формалине мозг Ульрики Майнхоф.

«Мы предполагали, что он находится в могиле матери», — возмущалась ее дочь Беттина Рель, когда после расследования, проведенного журналом «Шиш ель», она в 2002 г. вышла на след необычного вещественного доказательства, хотя бы через 26 лет после смерти матери.

Без ведома семьи мертвый орган был использован в исследовательских целях — скандал для родственников, подавших жалобу об осквернении останков. Мертвая террористка тоже «имеет право на достойное погребение — как и любой другой человек» — так мотивировала дочь Майнхоф этот юридический шаг семьи. Однако, помимо этических вопросов, тягостная находка в картонной коробке вызвала оживленное обсуждение, которое показало, что единого мнения в оценке явления немецкого терроризма еще нет.

Из моей матери очень долго делали слишком позитивный миф, — говорит сегодня Беттина Рель. — «Шпигель» воспел ее как «добрую террористку». Даже Рудольф Лупи сказал об Ульрике Майнхоф, что она замечательная женщина

Как случилось, что одаренная и честолюбивая журналистка превратилась в руководителя банды и объявленную в федеральный розыск террористку?

Когда 9 мая 1976 г. Ульрика Майнхоф была обнаружена повесившейся в своей камере строжайшим образом охраняемою корпуса тюрьмы Штутгарт-Штаммхайм, в обществе разгорелась дискуссия о причине смерти. Властям не удалось установить никаких признаков постороннего воздействия. Ульрика Майнхоф обычно все фиксировала на бумаге, не оставила посмертного письма. При вскрытии трупа в установленном порядке мозг террористки был извлечен, исследован и затем законсервирован. Более 20 лет жуткие останки «негативной символической фигуры Федеративной Республики» хранились в картонной коробке в Институте исследований мозга в университете Тюбингена — пока проводивший тогда вскрытие патолог профессор Юрген Пайффер в 1997 г. не услышал об исследованиях магдебургского ученого, профессора Бернхарда Богертса, который изучал мозг серийного убийцы Эрнста Августа Вагнера. В 1913 г. Вагнер в швабском Мюльхаузене впал в безумие и забрал с собой на тот свет 14 убитых, свою семью из пяти человек и девятерых жителей деревни. В мозгу деревенского учителя, как показали результаты исследований Богертса, имелись патологические дефекты, которые, возможно, послужили причиной жестокого преступления. От сравнения мозга Вагнера с мыслительным органом супертеррористки оба ученых ожидали получить дальнейшие выводы о так называемом «вместилище зла», биологических корнях преступления.

Богертс, теперь новый обладатель знаменитого мозга, вполне осознавал политическую взрывоопасность своего предмета исследований. Он хотел проявить «максимальный такт» — и сперва пять лет вообще ничего не делал. Но потом он исследовал нарезанный тонкими пластинками препарат новейшими методами. Его результаты ошеломили: профессор Богертс обнаружил «патологические изменения мозга», которые вполне могли привести к «повышенной патологической агрессивности». Причиной послужила операция, которой Ульрике Майнхоф пришлось подвергнуться в 1962 г. Ульрика Майнхоф, которой тогда было 27 лет, будучи беременной близнецами на большом сроке, жаловалась на невыносимые головные боли, связанные с нарушениями зрения и косоглазием. Учитывая историю болезни ее родителей, которые рано умерли от рака, медики опасались худшего. Ульрике Майнхоф пришлось досрочно прервать беременность с помощью кесарева сечения, и ей настоятельно предложили написать завещание. Операция на открытом мозге длилась почти пять часов. В поисках причины болей гамбургский нейрохирург Рудольф Каутцкий непосредственно за правым глазом Майнхоф обнаружил доброкачественную опухоль, которую он зажал металлической скобкой. Затем он закрыл череп. Молодой матери прошлось провести в клинике три месяца. Боли и проблемы со зрением постепенно прошли.

Как считает профессор Богертс, ущемленная опухоль давила на миндалевидное ядро мозга, которое ответственно за управление такими негативными чувствами, как страх, агрессия и ненависть. Вывод его экспертизы: «Представляется в высокой степени сомнительным, что госпожа Майнхоф была вменяема на своем процессе».

Выходит, что на протяжении нескольких лет РАФ (Фракция «Красной армии») следовала за человеком, имевшем с точки зрения медицины заболевание мозга? Вся шумиха в средствах массовой информации вокруг мозга террористки снова заставила вспомнить заключение профессора Пайффера, сделанное в 1976 г., которое тот составил сразу после смерти Ульрики Майнхоф и предъявил в федеральную прокуратуру. В нем судебный-медик констатировал после вскрытия «видимые невооруженным глазом отклонения в области мозга, отвечающей за эмоции», а также бросившиеся тогда ему в глаза последствия той операции в 1962 г. «Сточки зрения невропатолога, повреждения мозга обнаруженной здесь степени и соответствующей локализации, несомненно, послужили бы поводом для того, чтобы в судебном производстве обосновать вопросы о вменяемости». Тем самым он выразил словами сенсацию из области патологии, которая тогда была скрыта от общественности. «Пункт моего заключения о мозговых отклонениях никогда не упоминался тогда левой прессой — за исключением одного случая, в связи с якобы неполноценным питанием», даже сегодня удивляется профессор Пайффер. Очевидно, заключение было неподходящим — оно вызывало большие сомнения в значимости РАФ и ее кумира Ульрики Майнхоф. Международная следственная комиссия, которую после смерти Ульрики Майнхоф создали Отто Шили и другие, сознательно умолчала о «взрывоопасных выводах профессора», полагает сегодня дочь Майнхоф. «Было бы очень неловко, если бы выяснилось, что все эти люди побежали за сумасшедшей», якобы сказал занимавшийся этим делом федеральный прокурор Цайс после ареста Ульрики Майнхоф еще в 1972 г.

Похоже, научное заключение обоих исследователей мозга совпадало с опытом ближайшего окружения Майнхоф. Бывший муж Ульрики Майнхоф, Клаус Райнер Рель, еще в 1970 г. публично объявил, что мать его близнецов после операции на мозге стала бесчувственной и сексуально несостоятельной. Профессор доктор Рената Римек, ставшая приемной матерью Ульрики Майнхоф после ранней смерти ее родителей, начиная с 1962 г. тоже заметила у нее серьезные изменения личности.

Я пережила с ней своего рода самоотчуждение, которое могло бы стать материалом для романа Достоевского», — такой диагноз она поставила после смерти террористки. Для нее бывший приемный ребенок уже довольно давно был похож на существо «без компаса», которое «потеряло почву под ногами

Перелом в жизни Ульрики Майнхоф

Будучи одаренной круглой сиротой из буржуазной семьи, она с помощью стипендии от Немецкого учебного фонда училась в Марбурге и Мюнстере. Собственно говоря, она хотела стать педагогом, как ее приемная мать, но потом планы правительства Аденауэра и особенно тогдашнего министра обороны Франца Йозефа Штрауса вызвали беспорядки среди студентов: в 1957 г. Штраус хотел снабдить недавно сформированный бундесвер атомным оружием, тогда прошло чуть больше десяти лет после Хиросимы и Нагасаки. Выдающиеся ученые от Альберта Швейцера до ведущих физиков-атомщиков выступили единым фронтом против безответственных планов гонки вооружений.

Для Ульрики Майнхоф эго стало моментом истины: «Мы не хотим еще раз признать себя перед Богом и людьми виновными в преступлениях против человечности».

Верующая христианка занялась общественной деятельностью, организовывала демонстрации и марши протеста. Она быстро стала заметной фигурой в движении против атомной смерти.

В Гамбурге на нее обратил внимание ответственный редактор левого журнала «Конкрет» Клаус Райнер Рель. Релю удалось привлечь неприступную интеллектуалку в свой журнал в качестве обозревателя и главного редактора. Бывшая студенческая газета вследствие своей критически независимой ориентации увеличивала тиражи. Только позднее Рель признался, что финансирование его журнала годами производилось путем щедрых пожертвований из Восточного Берлина. В другой части Германии, где оба журналиста встречались с «товарищами» для бесед, Ульрика Майнхоф получила первый инструктаж по основным правилам конспирации. Там она научилась уходить от преследователей, кодировать разговоры и обнаруживать слежку. Эти знания пригодились ей в дальнейшем.

В 1961 г. профессиональные отношения перешли в любовную связь. Пара обитала на вилле Бланкенез в Гамбурге. Ездили на классных машинах и проводили отпуск на острове Зильт. Одаренную красноречием молодую фрау Рель охотно принимали на вечеринках в высшем свете Гамбурга. После рождения в 1962 г. близнецов семейное счастье казалось полным. Тяжелая операция на мозге всему положила конец. Ульрика Майнхоф оставила текущую редакционную работу, но продолжала писать свои колонки.

На публике Ульрика Майнхоф оставалась независимой и воинственной журналисткой, охотно устраивавшей сражения в средствах массовой информации со своим излюбленным противником, председателем Христианско-социального союза Францем Йозефом Штраусом. Она пользовалась своей популярностью для социальных репортажей об иностранных рабочих или детях из приютов в то время, когда такие темы еще небыли популярны.

Она внимательно прослеживала возникновение студенческого движения. Когда в 1967 г. во время визита американского вице-президента Губерта Хэмфри как протест против войны во Вьетнаме в воздух полетели пудинги и наследующий день некоторые газеты осудили такую политическую вылазку как «попытку покушения с помощью бомб», Ульрика Майнхоф резко разоблачила этот вопиющий пример двойной морали.

Следовательно, преступление не в том, что сбрасывают напалмовые бомбы на женщин, детей и стариков, а в том, что протестуют против этого… Считается невежливым целиться в политиков пудингом или творогом, а отнюдь не принимать политиков, которые велели стереть с лица земли деревни и бомбить города

Ее комментарии становились все более острыми

В начале 1968 г. Ульрика Майнхоф переехала со своими близнецами в Западный Берлин. Брак с Релем распался. В разделенном городе она искала контакты с «Внепарламентской оппозицией» против Большой коалиции в Бонне. Несмотря на ее личное знакомство с Руди Дучке, который встречался с редактором «Конкрет» у нее дома в Гамбурге, она сохранила свою позицию наблюдателя. Во-первых, она была заметно старше большинства студентов, занята на работе, а во-вторых, имела двоих детей.

В апреле 1968 г. четверо молодых людей подожгли в двух франкфуртских универмагах зажигательную смесь, причинив большой материальный ущерб. Виновники, в их числе Андреас Баадер и Гудрун Энслин, были быстро схвачены. Ульрика Майнхоф посетила веселых агитаторов, бросавшихся фантиками в зале суда, в предварительном заключении.

В своей статье для журнала «Конкрет» она отмежевалась от аргументации Гудрун Энслин, которая на процессе заявила: «Мы сделали это из чувства протеста против равнодушия, с которым люди смотрят на геноцид во Вьетнаме… Мы усвоили, что речи без действий — это несправедливость». Однако Ульрика Майнхоф была иного мнения: «Против поджогов вообще говорит то, что при этом могут подвергаться опасности люди, которые не должны подвергаться опасности. Против поджогов в частности говорит то, что такая атака на капиталистический мир потребления… вовсе не переворачивает все вверх дном… Поэтому нолучается, что то, о чем во Франкфурте ведется судебная тяжба, является делом, которое… не следует брать в качестве примера». Но в некоторых пассажах ее колонки уже слышалось оправдание преступного действия: «Прогрессивный момент поджогов универмагов заключается не в уничтожении товаров, он заключается в преступности действия, в нарушении закона». Звезда журналистики начинает задумываться о жизни в подполье.

Сочетанием политической акции и акта личной мести стали для нее весной 1969 г. захват и разгром виллы Реля в Гамбурге, которую она прежде меблировала. Во время такого «прямого действия» она требовала провести коллективизацию редакции журнала «Конкрет».

В это время франкфуртские поджигатели уже были в бегах, поскольку не желали после отклонения их прошения о помиловании отсидеть остаток своего трехлетнего срока заключения. Политический инстинкт гнал их в объятия Ульрики Майнхоф, которая с готовностью предоставила Андреасу Баадеру и Гудрун Энслин убежище в своей берлинской квартире. Разыскиваемые полицией в присутствии своей хозяйки вместе с бывшим адвокатом Хорстом Малером составляли планы политических акций. Безупречная обозревательница Ульрика Майнхоф еще не хотела отказываться от своей прежней жизни. Она как раз работала над фильмом о детях в приюте, который назвала «Бамбуле»: «“Бамбуле” — это восстание, сопротивление, ответное насилие — попытки освобождения». Однако она давно отбросила критическую дистанцию. В карманах штанов своих близнецов она тайком проносила в приют кусачки, чтобы его юные обитатели могли перерезать колючую проволоку и сбежать.

Когда Андреас Баадер попался дорожному патрулю и был арестован, Ульрика Майнхоф решила помочь Гудрун Энслин в освобождении ее приятеля. Эта акция стала ее экзаменом на звание террориста. Ульрика Майнхоф уговорила издателя Клауса Вагенбаха заключить договор на книгу о детях в приюте, которую она и Андреас Баадер якобы собирались написать. Автор «Бамбуле», а также Баадер, который в период отсрочки исполнения приговора занимался во Франкфурте несовершеннолетними воспитанниками приюта, не вызвали при этом никаких подозрений.

Баадер получил право выхода, чтобы встретиться с автором телепередач в библиотеке Центрального немецкого института социальных вопросов. Тогда переодетая Гудрун Энслин с сообщниками ворвалась в институт. Произошла перестрелка, в которой был тяжело ранен 62-летний служащий библиотеки Георг Линке. Воспользовавшись неопределенной ситуацией, Андреас Баадер смог сбежать через окно. Ульрика Майнхоф последовала за ним. Был ли ее побег частью плана или возник из ситуации, выяснить так и не удалось. Своим побегом из читального зала той библиотеки она покинула свою буржуазную жизнь и ушла в подполье. Так родилась банда Баадера — Майнхоф; Ульрика Майнхоф стала ее представителем, «голосом РАФ». Ее розыскные фотографии висели на столбах для объявлений по всей республике.

До ареста в июне 1972 г. ей оставалось два года — два года, заполненных лихорадочными поездками между Западным Берлином и Федеративной Республикой.

Полицейские — свиньи. Мы говорим, тип в мундире — свинья, это не человек, и поэтому мы должны с ним разобраться. Это значит, мы не должны с ним разговаривать, и вообще неправильно разговаривать с такими людьми. И можно, конечно, стрелять

В мае 1972 г. РАФ серией диверсий против американских учреждений во Франкфурте и Гейдельберге, полицейского участка в Аугсбурге, федерального судьи в Карлсруэ и высотного здания Шпрингера в Гамбурге парализовала политическую жизнь в республике. Пять человек умерли, более сорока получили ранения, некоторые из них — тяжелые. Этими диверсиями первое поколение РАФ приблизило свой конец. 1 июня 1972 г. в гараже на задворках Франкфурта были арестованы Баадер и Распе, шестью днями позже — Гудрун Энслин в гамбургском бутике, где она хотела приобрести новую одежду для бегства. 15 июня настал черед Ульрики Майнхоф.