То, что жизнь после Черного квадрата есть — это мы уже знаем. А есть ли тишина после Моранди?

Кевин Бест Кевин Бест

Такая кромешная тишина, созерцательная, эстетический вакуум, если хотите.

Ответ: нет.

По крайней мере мне тяжело вспомнить художника после Моранди, кто с такой же фресковой легкостью и живописной грацией молчал. Вот совсем молчал. Просто и удивительно спокойно. Без пугающего чавканья, унылой депрессухи и холодной прагматики.

Я это к тому, что не получилось молчать и у КЕВИНА БЕСТА. Да, того самого, кто голландский натюрморт Золотого века реинкарнировал. Он же перевел в фотографию и сосуды Моранди. Один в один, под копирку. И без сюра.

Хотя, может быть, бы был здесь его фирменный тонкий сюрреализм, то дело бы вышло куда интереснее? Та ваза витает в воздухе, а этот кувшин должен бы упасть со стола и разбиться в дребезги, но нет… Но нет. Вся мирская утварь прочно и уверенно стоит на столе, тяжеловесно, как многотонная скульптура, которую и бульдозером то не сдвинуть.

Кевин Бест Кевин Бест

Нет у Беста морандиевской литургической легкости, когда сосуды парят в символическом пространстве вне времени и вне нашей реальности. Такие абсолютно понятные и совершенно абстрактные одновременно.

Кувшины Беста целиком и полностью принадлежат современности. Даже пыль на них имеет привкус выхлопных газов, бензина и асфальта.

А главное нет в них тишины и стерильности — то, без чего, покрытая патиной, Natura Morta Моранди теряет свою созерцательную медитативную прелесть.

Кевин Бест Кевин Бест

Повторюсь, мне нравится Бест и мир Беста — очень даже best… но Бест болтун, а значит суетлив, а суете в вечности не место. Вечность любит непреодолимую тишину и рефлексию.

А у Беста все звенит. Да так звонко и задорно, что в этой радостной какофонии звуков чудятся отголоски сюра (все видели мемчики, когда героям известных полотен улыбки приделывают? Вот тут такое же ощущение, только без стеба).

А все потому, что Бест ФОТО-художник. Т.е перед нами фотографии, не живопись. Или скажу иначе — перед нами стекло и керамика, блеск от них и насыщенный плотный разнообразный цвет (50 оттенков белого). Цвет, который издает звуки и который живет сам по себе, потому что то воля керамиста, не Беста.

У Моранди все иначе. И сложнее. Он сам творец своей утвари — цвет подчинен только кисти создателя. И вот уже яркий розовый становится бледным, серебренным, глухим, немым в конце концов. И ничто ему не противоречит, даже холодный голубой, потому что он больше, собственно, не холодный, ибо объят теплотой розового.

Дж. МорандиДж. Моранди

Никакой магии. Просто масло.

Напоминаю, кто такой Моранди ⬇️

Немая живопись.Круто об искусстве23 января 2021

У Беста же голубой звенит своей голубизной как колокольчик, розовый пасмурно отражает соседний черный, а коричневый бликует со всех сторон. И все цвета чистые, звонкие — никакой глухоты и немоты. И никакого одиночества. Только гул толпы в метро в час пик.

У Моранди даже пыль и ржавчина — про вечность. У Беста даже его монохромные (пыльные) версии Моранди отмечены симптомами современности (такой глянцевый ч/б журнал, дизайн-продукт). Никакой легкости, только тяжеловесная, нарочитая, насильственная постановочность и прагматика. И только долгий, унылый звук, будто кто-то подошел и ударил деревянной палочкой о стенку сосуда.

Кевин Бест Кевин Бест

Все чистенько, аккуратненько, симпатично, но безжизненно. У Моранди же есть пульс — это его мазок, живая моторика кисти. В этом плане Бест обречен — фотография не способна на такого рода уловки (хотя Бест и попытался воспроизвести спонтанность его мазков), а Моранди совсем не фотографичный художник, в отличие от тех же голландцев.

Поэтому фирменный бестовский сюр, думается, тут был бы к месту — перерождение Моранди, как летающая посуда голландского натюрморта. А облаченный в глянец Моранди — такое себе зрелище. Потому что, собственно, осовременивать там нечего — Моранди сам кого угодно осовременит.

Но Бест не был бы Бестом, если бы не попал в яблочко, т.е не сделал свой best. Я про его обрезанные на современный лад работы Моранди — так обычно обрезают изображения для обложек книг или каталогов. Никакого сюра, зато яркие цвета в тему, их звонкая какофония, так не характерная для Моранди, но так четко резонирующая с современностью.