На связи Петербург, Русский музей, КУЗЬМА СЕРГЕЕВИЧ ПЕТРОВ-ВОДКИН.
Кузьма Петров-Водкин.
"Черемуха в стакане", 1932. Русский музей, Петербург.
Кузьма Петров-Водкин.
"Черемуха в стакане", 1932. Русский музей, Петербург.
Он говорил: "Если ты рисуешь карандаш, лежащий на столе, твоя задача определить не только положение этого карандаша к плоскости стола, на которой он лежит, но и его отношения к стенам той комнаты, в которой находится стол, и стен этой комнаты — к мировому пространству, ибо каждая вещь, даже простой карандаш, находится в сфере мирового пространства".
На связи Петербург, Русский музей, КУЗЬМА СЕРГЕЕВИЧ ПЕТРОВ-ВОДКИН.
Вообще-то сегодня планировался другой пост, но вчера у меня была музейная терапия (я так это называю), ибо в России нынче больно жить, а искусство всегда на меня влияет исключительно благостно. Особенно искусство века ХХ-го, первой его половины, именуемое модернизмом.
Итак, Петров-Водкин — человек земли и вечный бродяга, ученик Серова и современник Эйзенштейна. Тот, кто учил, "что все вещи, что мы видим — людей, здания, корабли, — мы видим в соотношении с мировым пространством, и мало того, мы видим двухглазо, и больше того, находясь в движении" (Самохвалов, ученик Петрова-Водкина).
Вот вы задумывались, почему все писали корзины яблок — а он нет. Потому что зачем нужна корзина яблок, если даже одно яблоко способно открыть все связи в пространстве и связи с прошлым и будущим. Ровно, как и одна веточка черемухи в стакане.
Конечно, все помнят про страшное, голодное, скупое на радости и щедрое на испытание время, в которое создавал художник свои натюрморты.
Но сегодня я, с вашего позволения, об этом говорить не буду. Потому что Петров-Водник — это, в первую очередь, превращенная в метод уникальность зрения.
Тут вот какое дело: в первые десятилетия ХХ века (эпоха стремительно ускорявшегося технического прогресса, а не только разного рода катаклизмы), проблема освоения новых пространственных рубежей буквально во всех направлениях волновала многих художников и нередко воспринималась главным мерилом времени.
Именно поэтому основное кредо художника — овладеть "расширенным зрением" и достичь "планетарного видения".
Кузьма Петров-Водкин.
"Автопортрет", 1918. Русский музей, Петербург.Кузьма Петров-Водкин.
"Автопортрет", 1918. Русский музей, Петербург.
Все случилось в Хвалынске, "на холме, когда падал я наземь, предо мной мелькнуло совершенно новое впечатление от пейзажа… я увидел землю, как планету. Обрадованный новым космическим открытием, я стал повторять опыт боковыми движениями головы и варьировать приемы. Очертя глазами весь горизонт, воспринимая его целиком, я оказался на отрезке шара, причем шара полого, с обратной вогнутостью, — я очутился как бы в чаше, накрытой трехчетвертьшарием небесного свода. Неожиданная, совершенно новая сферичность обняла меня на этом затоновском холме. Самое головокружительное по захвату было то, что земля оказалась не горизонтальной и Волга держалась, не разливаясь на отвесных округлостях ее массива, и я сам не лежал, а как бы висел на земной стене" (отрывок из автобиографической повести Петрова-Водкина "Пространство Эвклида").
Так родилась его теория о сферической или наклонной перспективе, суть которой связать человека и природу, ибо, по мысли художника во взаимоотношениях между людьми и природой наступил серьезный разлад.
Именно поэтому он метафизически уравнивает в правах космос и человека, вернее даже растворяет человека в космосе, позволяет им встретиться, например, в том отблеске черемухи на красной газете.
И тут будет очень много иконности, такой умиротворенно-эпической и созерцательно-внетрагедийной, ибо "Я — внизсмотрящий… тот, кому должно благословлять… Благословляющие все взирают вниз" (Ницше).
Петров-Водкин подробно разработал и закрепил в текстах теорию "сферической перспективы". И был уверен, что мы в повседневности невнимательны к маленьким, условно говоря, незначительным вещам (типа спичечного коробка, чайной ложки или того же яблока), ограничиваем их исключительно декоративными или прикладными свойствами (эта невнимательность, по мнению Пеирова-Водкина, и приводит человека со временем к созданию по-настоящему уродливых вещей).
Возьмем, например, стакан. Это не просто "ваза" для черемухи, не только некий бытовой предмет, характерный духу времени, но вещь особенная — через этот стакан проникают лучи света, подают на него, отражаются на других вещах, и посредством этих отражений раскрывают новое знание об этих вещах.
Сложные взаимодействия отблеска и света, падающие тени, рефлексы и геометрия пространства. Опрокинутого, увиденного в космическом, планетарном масштабе. Это та самая особенная, только петрово-водкинская сила, которая образует предмет изнутри — уникальная плотность металла, стекла или бумаги, вес атмосферы вокруг сирени… межпредметные отношения, вскрытие которых "дает большую радость от проникновения в мир вещей: металл, жидкость, камень, дерево вводят анализирующего в их полную жизнь. Закон тяготения из абстрактного, только познавательного становится ощутимым, в масштабе близком, простом для всякого восприятия: колебания встречных, пересекающихся, сходящихся и расходящихся осей предметов, как в увеличительном стекле, проделывают пред вами законы движения, сцепления и отталкиваний".
Вообще, почитайте "Пространство Эвклида" Петрова-Водкина — там целая глава про драмы, которые разворачиваются от столкновения предметов в пределах картины.
Ну а музейная терапию ищите в моем инстаграм в сторис ⬇️
https://instagram.com/ksu_art_cool?utm_medium=copy_link
