Ян ван Эйк "Мадонна каноника ван дер Пале", 1434-1436. Музей Грунинге, Брюгге.Ян ван Эйк "Мадонна каноника ван дер Пале", 1434-1436. Музей Грунинге, Брюгге.

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА, поми­мо Гент­ско­го алтаря, и названа она в честь человека, который ее заказал. Вон он, справа от нас и слева от Девы Марии — тот хмурый коленопреклонный товарищ в белом.

Имя его Йорис ван дер Пале — каноник собора Святого Донатиана и он болен. Дадада, не удивляйтесь. Ван Эйк настолько точно и детально изображает портретное сходство этого уже совсем немолодого господина (идеа­лизация придет во фламандскую и нидерландскую живопись только в XVI веке вместе с отчет­ливым итальянским влиянием), что возможно разглядеть даже набухшие на висках вены. Современные медики, в общем-то, их и разглядели, а еще набухшие пальцы и одутловатое лицо, ну и поставили канонику диагноз (их хлебом не корми, дай диагнозы разные поставить): ревматическая полими­ал­гия и темпо­ральный артрит.

Это "Мадонна каноника ван дер Пале" (1434-1436) кисти великого Яна ван Эйка, это Святое собеседование и это первый, известный нам случай в северном искусстве, когда заказчик — современник худож­ника — оказывается в одном пространстве на равных с Марией и Христом (а не, например, на отдельной панели или в другом масштабе).

И тут, конечно, будет много роскоши и богатства, потому что Дева Мария есть Царица Небесная, а ван Эйк — придворный художник и писал он то, что видел. А видел он придворную культуру и быт городской элиты Северной Европы начала XV века.

Поэтому тут и этот шикарный ковер, которым покрыты ступеньки лестницы, ведущей к трону — это часть быта богатых людей, это символ статуса.

Статуса не только Девы Марии, но и самого заказчика. Йорис ван дер Пале был человеком совсем не бедным. Он родился в Брюгге около 1370 года (умер там же в 1443 году) и был папским писцом, а еще мирским каноником, который был обязан ежедневно участвовать в мессе (он не был рукоположен и служить не мог, только участвовать). В те времена, в награду за оказанную церкви службу (повторюсь, вар дер Пале был папским писцом), духовному лицу вручали бенефиций — земельное владение или должность при хра­ме, которые приносили немалый доход.

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА.

Наш товарищ как раз обладал такими, весьма щедрыми, благодарностями (получал свои бенефиции из Карнии — это северо-восток нынешней Италии, Кельна, Страс­бурга, Амьена, Маастрихта, из родного Брюгге и многих других мест).

За заказчиком изображен его небесный покровитель — Святой Георгий (атрибуты — белое знамя и красный крест), который наступил своей утонченной, аристократической ножкой на белоснежный наряд ван дер Пале. Не смеха ради, достоверности для.

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА.

Георгий закован в роскошные блестящие доспехи, правой рукой он снимает причудливой формы шлем как бы в знак своего почтения к Деве Марии, а левую руку протягивает в направлении каноника, словно представляя его Царице Небесной (это еще пережитки куртуазной средневековой культуры).

По другую сторону от Марии возвы­шается величественная фигура святого Донатиана, епископа Реймского, потому что именно ему был посвящен собор, в котором долгие годы находилась кар­тина.

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА.

И они, безусловно хороши, прекрасны и роскошны, но голенький Иисус и попугай интереснее.

Почему я сделала акцент на том, что Христос голый? Потому что с наступ­лением Контрреформации, в XVI веке, этого юного, абсолютно нагого отрока, сидящего на руках у матери, закрасили белой краской. Не целиком, конечно, лишь срамные места. И расчищены они были лишь в последней трети ХХ века.

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА.

Почему? Начнем с начала. После 1260 года художники постепенно начинают раздевать младенца Иисуса. Одни поднимают полы его одеяния, чтобы показать ножки, другие облачают маль­чика в прозрач­ный хитон или пол­ностью открывают его торс. К началу XV века голый Христос становится самым обычным делом — физическая, смертная, плот­ская природа Христа стано­вится не менее важной, чем божествен­ная.

Но это еще не все — со вто­рой половины XV столетия появляется масса приемов, которые были призваны направить внимание зрителя на поло­вые органы маленького Иисуса Христа (то было в европейском искусстве, в византийском из всего этого можно увидеть лишь обнаженные ручки и ножки, да и то крайне редко).

Изобретательность художников просто зашкаливала: то вдруг, по неясной причине, приподни­­мается туника младенца, то внезапно заканчивается его хитон… Более того, Иисус может сам приоткрывать покрывало или свою одежду, чтобы показать нам, что он именно мальчик. И это не считая тех случаев, когда Христос просто изображен без одежды, т.е полностью нагим.

ПОЧЕМУ? Потому что Христос не только Бог, но и Человек. И в мир пришел он именно человеком. И в этой земной природе Христа он, как и прочие люди, был наделен полом и способностью размножаться.

Нет, сейчас не будет истории в духе Дена Брауна😂

Христос, как и его мать, остался девственен. Но это была не девствен­ность евнуха, а девственность — триумф над грехом, так же как воскре­сение — триумф над смертью.

И, на подобии Адама и Евы, которые до грехопадения, до того как они стали смертны, были наги и не стеснялись своей наготы, Христос так же, свободный от перво­род­ного греха, может своей наготы не стыдиться.

Вернее мог. Когда пришла Контрреформация, тренд на демонстрацию плотской природы Христа прекращается, и срамные места Иисуса и святых либо сразу пишутся под драпиров­ками, либо записываются (вспомним исправ­ление микеланджелов­ского "Страшного суда" в Сикстинской капелле).

Своей маленькой детской ручкой Иисус придерживает зеленого попугая. Еще Плиний писал, что попугай "привет­ству­ет императоров и слова, какие слышит, те произносит; во хмелю особенно распутен". Поэтому в христиан­ском контексте такие изображения встречаются нечасто.

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА.

И, конечно, кажется, будто попугай может означать только дьявола — вводит в заблуждение, ибо говорит как человек, не будучи челове­ком.

Но это не совсем так. Символ попугай амбивалентен — он может означать зло, а может означать добро, потому что именно попугай произносит "членораз­дельные слова так, что, если ты не видишь птицу, ты подумаешь, что это говорит человек, и естественным образом он произносит Ave. Остальным же словам его нужно учить" (римлянин Марциал).

И это самое Ave попугая отсылает к великому Ave, с которым к Марии обращается архан­гел Гавриил, сообщая таким образом о чуде непо­роч­ного зачатия.

Ну и на десерт, отражение на щите Георгия: смутный силуэт человека в красном тюрбане — таком же, очевид­но, как на предполагаемом автопортрете ван Эйка из лондонской Национальной галереи. И тут, по сути, три аспекта — еще одна подпись художника, демонстрация живописного мастерства, усиление эффекта присутствия реальности в том мире, потому что щит отражает то, чего в картине нет, но есть здесь, за картинной плоскостью, есть (ренессансная идея о том, что Священная история происходит здесь и сейчас, а не где-то там, по ту сторону жизни).

Йорис ван дер Пале, тот, кто заказал работу, в1432 го­ду прекратил регулярное участие в обрядах, а в 1434-м освободился от обя­занностей по состоянию здоровья (это, к слову, год заказа картины, поэтому медики не соврали).

К чему я вновь вспомнила про ван дер Пале? Ему, после ухода, сохрани­ли доход в обмен на учреждение двух капелланств — должность священнослужителя, совмещающего сан с какой-либо дополнительной (как правило, светской) должностью. Так, ван дер Пале создал что-то вроде фонда, который передавал собору Св.Донати­ана в Брюгге, где долгое время и хранилась работа ван Эйка, существенные деньги, облачения, утварь и т.д. Священник, назначен­ный на одну из этих должнос­тей, должен был служить три мессы в неделю: одна — реквием, одна — месса в честь святого и праздника, который прихо­дится на этот день, и одна во имя Святого Креста. И вот тут, внимание — после каждой мессы служа­щий священник должен был идти к могиле ван дер Пале, читать там заупокой­ную молит­ву и кропить моги­лу святой водой.

Поэтому на вопрос: "Для чего эта картина?", ответ вырисовывается абсолютно очевидный — ван дер Пале страстно желал спасти свою грешную душу.

П.С. нашли отражение? Если нет, то вот оно⬇️⬇️⬇️

Это самая большая из сохра­нив­шихся картин ВАН ЭЙКА.

источник