Рафаэль "Прекрасная садовница", 1507 или 1508. Лувр, Париж.Рафаэль "Прекрасная садовница", 1507 или 1508. Лувр, Париж.Как говорится, в гостях хорошо, но дома лучше.
Вообще-то картина долгое время носила более прозаическое название — "Мария в платье крестьянки", пока с легкой руки коллекционера и знатока искусства Пьера Жана Мариетта в 1720 году не получила новое "имя" — "Прекрасная садовница" (это, конечно, все проделки фривольного XVIII века, потому что, ох уж эта босая ножка и, оголяющий стан, мафорий).
Рафаэль сформировался как мастер в то время, когда период исканий был уже в основном пройден Леонардо и молодым Микеланджело, поэтому он НЕ НОВАТОР, а АПРОПРИАТОР (исключительно в хорошем смысле этого слова!!!).
Другими словами, он — художник, который умел смотреть и видеть и, как следствие, виртуозно использовать находки других, не ударясь в эпигонство и подражательство, а формулируя свой собственный живописный алфавит (кстати, Рафаэль этого совсем, в общем-то и не срывал, и ни капельки не стыдился: во-первых, во-вторых и в сто первых — он был младше и имел на это право).
В случае с Рафаэлем апроприаторство сыграло с ним добрую шутку — он стал мастером высшей пробы, где то же сфумато Леонардо уже совсем какое-то не столь сфуматное, а именно дымчатое, рассеянное, ненавязчивое. Не для красного словца, так сказать, а просто потому, что очень далеко та гора с тем городом находятся.
Оттого и не хочется ни с кем сравнивать Рафаэля — среди художественных штампов его взрослых современников и учителей он обрел себя, подражая он сам стал примером для подражательства.
Итак, 1504. Двадцатилетний Рафаэль прибыл во Флоренцию — главную кузницу искусства Ренессанса. Там он познакомился со всей флорентийской братией и стал тем Рафаэлем, каким мы его знаем сегодня. Тем, каким он предстал миру в Риме.
Чем хороша "Прекрасная садовница" (1507 или 1508) и чем она выделяется, ведь Мадонн у Рафаэля, как конфет "Рафаэлло" на полке в магазине напротив? Дело в том, что она есть квинтэссенция творчества художника.
Произведение это создано в конце флорентийского периода, т.е. накануне всех известнейших работ мастера, и являет собой невероятный синтез раннего и позднего Рафаэля. Рафаэля, который во Флоренции еще очень лиричный и даже местами мелодраматичный, а в Риме уже совсем величественный (во время написания полотна художник получил приглашение от папы римского и поэтому Мадонна осталась неоконченной — тот самый мафорий, который по воле Рафаэля падает с плеч пресвятой девы, хотя должен был бы окутывать ее с головы до пят, дописан его близким другом Ридольфо Гирландайо).
И эта классическая рафаэлевская стать, которая сделала его образцом и идеалом, здесь предстает нашему взору особенно свежо, потому что это начало и потому, что есть здесь и чувства, и разум — то самое счастливое равновесие реальности и идеала, которое является воплощением красоты.
Рафаэль — это вообще всегда про красоту.
Он остался равно чуждым и к непрестанным аналитическим поискам Леонардо, и к мятущемуся бунтарству Микеланджело, и к перенасыщению работ все возможными сложными аллегориями.
Рафаэль — певец простоты. Простоты и гармонии, потому что Бог есть любовь и живет он не где-то там, по ту сторону реальности, на неизмеримой моральной высоте, а здесь, в сердце каждого из нас.
И вот она, жизненная правдивость — крестьянский наряд юной девы, ее босая ножка и мафорий, который, конечно, должен был упасть с плеч, ведь она мать, которая уединилась на лоне природы скоротать время с маленькими сорванцами — сыном Иисусом и его братом Иоанном (гуманистический идеал ренессанса — прекрасный и совершенный человек, живущий в атмосфере гармонии с собой и с окружающим миром).
И вот оно, совершенство — земная и реальная Дева Мария лишена примет повседневной обыденности, поднята над всем случайным и преходящим. Его Мадонна — это прекрасная молодая дева, трогательно чистая и по природе юности еще совсем наивная, но отмеченная мудростью зрелой женщины, готовой к будущей жертве (молитвенник в ее руках).
Кисть Рафаэля тонка и лапидарна — только взгляните на эти тончайшие, ювелирные нимбы, на каждую травинку у ног Спасителя (фиалки — символ смирения Марии, а водосбор — примета страстей Христовых).
А как совершенно невозможно этот теплый золотой цвет рукава юной дамы сочетается с пейзажем, обрамляющим фигуры снизу. Ну диву даешься.
Это красота и это гармония.
Потому что Рафаэль — это и есть гармония.
Фигуры свободно располагаются в пределах картинной плоскости, обладают предельно ясной архитектоникой и подчинены строгим законам логики. Вся композиция, подсмотренная у самого Леонардо (ищем ту же "Святую Анну с Мадонной и младенцем Христом"), построена на сложной игре взглядов и жестов.
Мария ласково поддерживает сына, он по-детски нежно опирается на ее коленку, а своей пухлой ножкой стоит на ее босой ноге — в ее лице Он видит целый мир и этот целый мир любит. Потому что он — Христос, и потому что каждый ребенок видит мир в глазах матери и любит его.
Мария смотрит на Иисуса. Иоанн смотрит на Иисуса. Иисус смотрит на мать. Треугольник, вершиной которого есть, конечно, Он — симпатичный толстенький мальчуган, которому предстоит совершить столько чудес, завершив свою земную жизнь на кресте, который, к слову, аккурат в руках Иоанна. На плече (это, конечно, про те страсти, которые ждут Спасителя в будущем).
Рафаэль "Прекрасная садовница", 1507 или 1508. Лувр, Париж. ФрагментРафаэль "Прекрасная садовница", 1507 или 1508. Лувр, Париж. Фрагмент
Рафаэль "Прекрасная садовница", 1507 или 1508. Лувр, Париж. ФрагментРафаэль "Прекрасная садовница", 1507 или 1508. Лувр, Париж. Фрагмент
Но взгляните на Христа по внимательнее — ему неведомы все тяготы этого мира. Потому что он еще ребенок. Рафаэль его и изображает, как ребенка.
Неведомы Ему, но ведомы Ей (поэтому он на нее и смотрит) и Иоанну. Потому что он тоже знает истину, знает про Мессию. И Рафаэлю, все таки очень твердо стоящего на земле художника, необходимо было правдиво и убедительно изобразить это знание, эту истину, доступную, в том числе и сыну Захарии. Поэтому юный Иоанн очень по-средневековому серьезен — такой маленький взрослый (конечно, совсем нестареющий карлик с переизбытком холестерина, но далеко и не задорный, веселый мальчуган).
И он одет, в отличие от полностью нагого Иисуса: "Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищею его были акриды и дикий мед" (Матф.3:4).
Рафаэль не дожил до катастроф, которые потрясли Италию на исходе 20-х годов XVI столетия (изгнание Медичи из Флоренции, испанская экспансия, разгар Тридцатилетней войны, контрреформация) — потрясения, которые обнажили трагический и непреодолимый разлад между действительностью и идеалом, и которые породили надрывное, во многом трагическое искусство маньеризма (смотрим на позднее творчество Микеланджело — еще пол шага и вот оно, великолепие бурных страстей барокко).
Не будет у него и леонардовской тайны.
Только семейный, максимально приближенный к жизни покой (вот они любуются щегленком, а вот усаживают маленького Иисуса на ягненка).
Рафаэль "Мадонна со щеглом", 1506. Галерея Уффици, Флоренция.Рафаэль "Мадонна со щеглом", 1506. Галерея Уффици, Флоренция.
Рафаэль "Святое семейство с агнцем (Мадонна Фальконьери)", 1507. Национальный музей Прадо, Мадрид.Рафаэль "Святое семейство с агнцем (Мадонна Фальконьери)", 1507. Национальный музей Прадо, Мадрид.
И только возвышенное величие и красота. Потому что красота есть гармония. А гармония — есть Рафаэль.
Тогда, на рубеже XV — XVI веков, люди были убеждены, что природа и Бог явили им в лице Рафаэля свое совершеннейшее творение.