Станислав Михайлович Никиреев (7 ноября 1932 — 2007 гг).
родился в 1932 году в г. Мичуринске Тамбовской области, в семье рабочего. Учился в городской художественной школе, затем в Пензенском художественном училище. В 1963 году закончил Московский государственный художественный институт им. В. И. Сурикова по классу известного художника-графика Е. А. Кибрика.
Художник попал в Книгу рекордов Гиннесса как человек, впервые уместивший семьдесят восемь деталей на одном квадратном сантиметре картины.
» Институт я окончил не столь блестяще, как на это надеялся главный мой учитель. С невесёлыми мыслями начинал я новую жизнь, где нужно было выстоять, укрепиться и найти свою дорогу. Краски были оставлены. Сильное увлечение живописным рисунком цветными карандашами с разухабистым штрихом и нарочитой яркостью условного цвета какое-то время ободряло, и казалось мне, что я оригинален и другого такого больше нет. За несколько лет я исполнил ряд автолитографий и офортов в технике “сухая игла”, которые экспонировались на многих выставках и доставляли мне необходимые материальные средства. Думал, что это будет надолго, если не навсегда.
Законы искусства не изложить на бумаге. Не предугадать теоретически дальнейшее развитие творчества, ибо в нём отражается мир жизни художника, осознанный им самим. Чем пытливее мастер, чем ближе к жизни, к природе, чем глубже его любовь к соотечественникам, их культуре, традициям, тем менее предсказуемы результаты его творчества, тем наверняка это будет яркое художество.
Какие-то неведомые побуждения заставили меня вновь обратиться к офорту, к офорту классическому, самому трудному — к травлёному штриху. На сей раз это был маленький пейзаж “Серебристый иней”. Чуть позже этот сюжет был переработан в больший по размеру “Зимний пейзаж”. Сейчас я смотрю на них спокойно и не понимаю, отчего их появление вызвало когда-то столько шума. Одно надо признать: это было начало большой и трудной, утомительной для зрения и для всего тела работы, в результате которой появилось несколько вещей, составивших целую серию офортов. Открылось новое поле деятельности, где все мои силы отданы одной манере эстампа — штриховому офорту.
Эта работа длится уже более трёх десятков лет, и конца ей я не вижу. Моё творческое развитие, в ходе которого я использовал многочисленные приёмы и средства, привело меня к тому стилю выражения, в котором при внешней простоте скрыты многие премудрости и ухищрения.
Я не придумал какого-либо небывалого метода работы, и тот, которому я следую, называется, как и прежде, реализмом. Внешние мои графические приёмы также традиционны, особенно в композиции сюжета.
Но в разработке поверхности изображаемых предметов, среды, деталей я постепенно пришёл к тому, что теперь вправе считать это своим собственным.
Способность к открытиям — одно из непременных свойств настоящего художника. Но открытие только тогда имеет художественную ценность, когда оно возникает из миропонимания творца, а не по прихоти моды. Достигнуть этого необычайно трудно. На каждом шагу художника соблазняют громкие имена мастеров прошлого и настоящего, произведения которых кажутся ему подходящими образцами для подражания и стилизаций; огромные деньги, обращающиеся на художественном рынке; броская, призывная реклама; успехи собратьев.
Многие, по какому-то недоразумению, полагают, что реализм — дело простое. Но настоящим реалистическим произведением может считаться лишь то, которое впитало дух времени, страдания и радость жизни. Язык его пластики, не отрываясь от корней традиции, звучит новыми интонациями, понятными и слышимыми не только специалистами, но и широкой публикой.
Гравёрная игла может стать инструментом ясного и возвышенного художественного языка,такого, который знали на Руси прежде и которого требует время нынешнее. Именно так мне хотелось бы поделиться с современниками своим восприятием увиденного и понятого — а в чём-то и не понятого — мира. Хотелось бы внушить им побольше сочувствия к страданиям природы от вандализма и необузданного хищничества, присущих современной цивилизации.
Я всегда смотрю на мир широко открытыми глазами, чтобы ухватить целое. Но часто я останавливаюсь и прищуриваюсь, чтобы рассмотреть жизнь природы в её деталях, в мелких предметах и существах. На мой взгляд, они — главные действующие лица величественной драмы жизни. Они создают мир, полный покоя, тишины и света, который напоминает мне моё благословенное детство. Они побуждают меня ещё преданнее любить нашу природу, спешить к рабочему столу, где меня ждут офортная доска и игла и делать то, к чему влечёт меня моё призвание.»
