Король и Шут.

Диего Веласкес "Портрет короля Филиппа IV", 1653. Прадо, Мадрид.Диего Веласкес "Портрет короля Филиппа IV", 1653. Прадо, Мадрид.

Обязательным атрибутом двора Филиппа IV, как, впрочем, и любого королевского двора средневековой Европы, были шуты и карлики, которых держали здесь ради забавы (такие домашние животные, не лишенные, правда, определенных привилегий, ибо они, все-таки служили при дворе, а это много лучше и сытнее балагана или театра уродцев).

Традиционно их и представляли именно такими, дефективными и подневольными. Но ТРАДИЦИИ — ЭТО НЕ ПРО ВЕЛАСКЕСА.

Карлики делились на два типа:

1️⃣ с ФИЗИЧЕСКИМ недугом, когда ни коем образом не изувечены мозги.

Таким оригинальным (назовем это так) личностям поручались довольно важные дела, как, например, хранить королевскую печать. Этим серьезным делом занимался неизменный спутник Филиппа IV дон Диего де Аседо по прозвищу Эль Примо, то есть "кузен".

Диего Веласкес "Дон Диего де Аседо" ("Эль Примо"), 1634-1638 / 1644. Прадо, Мадрид.Диего Веласкес "Дон Диего де Аседо" ("Эль Примо"), 1634-1638 / 1644. Прадо, Мадрид.

Карлик считался образованнейшим человеком, любил литературу и сам сочинял стихи (его физическое уродство есть следствие рахита — никак не влияет на голову). Более того, он много ездил по стране со всякими королевскими поручениями (не всех карликов великие мира сего держали подле себя забавы ради и утешения для).

Те же Антонио Моро, Санчес Коэльо, Хуан ван дер Амен, Карреньо де Миранда изобразили бы дона Диего, как дефективного во всех отношениях человека.

Веласкес же смещает акценты: перед нами не демонстрация физического уродства, но портрет умного и образованного человека, благородного, самоценного, НИЧЕМ НЕ ОТЛИЧАЮЩЕГОСЯ от других (оптические визуальные эффекты бережно скрывают его болезнь, его физическую отсталость — угольный костюм, огромная шляпа и не менее огромная книга, примета ума и учености).

Веласкес изображает ЛИЧНОСТЬ, достойную и равную любому другому члену свиты короля.

Более того, оптика Веласкеса идет дальше — это возможность через шута бросить взгляд на короля. Ибо король и шут есть две крайности, которые разделяют людей необратимо, еще по рождению.

И они же зеркалят друг друга. Король есть шут (возьмем хотя бы то, как старательно Филипп позирует на своих портретах, в частности для конного портрета, призванного продемонстрировать все монаршее могущество), а шут есть король, потому что он — "царь природы".

2️⃣ ДЕФЕКТИВНЫЕ: и физически, и психологически.

Таков, например, дон Хуан де Калабасис — "вечный ребенок", изображенный с высохшими тыквами-погремушками "калабасас", считавшимися символом глупости.

Диего Веласкес "Дон Хуан де Калабасас» ("Эль Бобо"), ок. 1636-1638. Прадо, Мадрид.Диего Веласкес "Дон Хуан де Калабасас» ("Эль Бобо"), ок. 1636-1638. Прадо, Мадрид.

И здесь нет никакого намека на романтизацию, комплиментарности или попытку скрыть недуг. Скорее наоборот, НЕДУГ БУКВАЛЬНО ВЫСТАВЛЕН НАПОКАЗ (детская поза, погремушки, улыбка).

Но, что важно: Веласкес не пытается дать социально-значимую оценку уродства: ни отрицательную, клеймящую отклонения от нормы, ни положительную, подчеркивающую исключительность модели ввиду его превосходства, обусловленного необычностью.

Уродство есть уродство.

Но у Веласкеса это уродство очень доброе, незлобливое, заботливое. Бережное.

Он видит в доне Хуане ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА — по-своему счастливого и, одновременно, жалкого в своем непонимании происходящего.

И тут вновь мы вспоминаем про удивительную оптику Веласкеса, когда через шута мы глядим на короля и наоборот — Филипп IV в портрете 1653 года (просто одетый, без регалий, бесконечно усталый, изнемогший под бременем власти и личных трагедий) вызывает такое же сочувствие, как и дурачок Калабасис.

И знаете, что самое удивительное? Калабасис (от незнания или даже непонимания) и Эль Примо (разумом и душой) принимают жизнь такой, какая она есть, со всеми дефектами и во всем ее трагизме, а Филипп разочарован жизнью, почти подавлен ей. Не в регалиях и званиях сила оказывается.

Несколько слов про улыбку. Во времена Веласкеса улыбка у взрослого человека высшего сословия при дворе считалась неприличной и даже недопустимой — УЛЫБКА и СМЕХ ПРИРАВНИВАЛИСЬ не просто к непониманию, но К НЕСПОСОБНОСТИ ПОНЯТЬ (отсюда и странный придворный этикет, запрещавший королям смеяться и улыбаться).

А теперь про то, КАК Веласкес это делает! Т.е пишет портреты карликов. Достаточно посмотреть на воротник дон Хуана и увидеть всю грядущую историю живописи, во главе которой встанут импрессионисты.

Или на максимально (по меркам того времени) обобщенные черты физиономии карлика, размытые как взгляд через грязное стекло — примета, лишенного ясности, рассудка. Подобным образом будет работать много позже Оноре Домье (например, его Дон Кихот, рассудок которого также смутен и не ясен).

А этот какой-то совсем невозможный фон, на котором изображен дон Диего де Аседо — вроде бы горный пейзаж, но по сути абстракция, буйная, энергичная, интенсивная — синоним внутренний жизни Эль Примо и страстей, которые его окружают.