В-первую, во-вторую и в сто первую очередь Курёхин КОМПОЗИТОР — личность легендарная, а для Ленинграда-Петербурга и вообще культовая. И только потом уже он — первормансист, провокатор и великий выдумщик (первый советский мемчик "Ленин-гриб" придумал именно он).
И именно его "Поп-механика" взорвала сначала арт-сцены Ленинграда и Москвы, а потом Стокгольма, Ливерпуля, Берлина, Нанты и Вены с Амстердамом (и, конечно, Японии). И, знаете что? — НИКТО до сих пор не смог повторить того безбашенного мультикультурного треша, той неистовой вакханалии (исключительно в хорошем смысле этого слова), которую курёхинский оркестр "Поп-механика" вытворял на сцене.
До него и после него никому не удавалось так живо и убедительно спонтанно творить именно МУЗЫКАЛЬНЫЙ ПЕРФОРМАНС.
Художественных много, музыкальных практически нет, а те, что есть, едва ли дотягивают до той планки, которую в середине 1980-х — начале 1990-х задал ансамбль "Поп-механики".
А что именно задал Курёхин своей "Поп-механикой"? Синтетические, полистилистические, не признающие никаких эстетических рамок перформансы.
Это театр абсурда, карнавализация, цирк и зоопарк. Современный городской фольклор – комикс, анекдот, истории о пришельцах и персонажи компьютерных игр. Ритуальная метафизика танца и ирония.
Ничего подобного в России и на Западе не было ни тогда, ни сейчас.
К выступлениям ансамбля Курёхин подключал не только абсолютно разных музыкантов (фри-джаз в лицах Вапирова, Чекасина, Гайворонского, Волкова и Летова; рок-клубовскую элиту — "Аквариум", "Кино", "Странные Игры", "АукцЫон"), но и Виталия Федько с его фольклорными экспериментами, Ивана Шумилова с его барочными полифоничными пассажами, саксофонные соло Михаила Костюшкина и Михаила Чернова, известных поп-исполнителей того времени, камерные оркестры, хоры, оперных див.
Более того, в действах на сцене активную роль играли художники ленинградского андеграунда — Тимур Нивиков и "Новые художники", Владик Мамышев-Монро, некрореалисты, Сергей Чернов со своей фрик-модой.
По цене в "свободном падении" или "плавании" бродили куры и гуси, коровы и лошади, удавы… художники рисовали в риал-тайм картины и тут же их уничтожали, а сам Курёхин ел розы, которые с двух сторон ему в лицо тыкали Новиков и Африка.
Цензура рухнула — андерграунд вырвался наружу: Эдуард Хиль позволил вынести себя на сцену с головы до ног завернутым в фольгу и пел, пока в те же Африка, Новиков и некрореалисты раскручивали его, как рулон обоев. Обоев, конечно, советских. Кола Бельды не менее эпично с его очаровательной улыбкой пел свою "Увезу тебя я в тундру", а актриса мировой славы Ванесса Редгрейв ползала по сцене на четвереньках.
Ух! Были времена.
Безудержная постмодернистская курёхинская вакханалия (идеологом всего был именно он — дирижером или кукловодом, но опять же исключительно в хорошем смысле этого слова) "Поп-механики" наиболее ярко отражала то хаотичное и беспорядочное время рубежа 1980-х — 1990-х годов — время упоения наступившей свободой, время вседозволенности и эйфории. Все мысли себя частью глобальных перемен.
Нет. "Поп-механика" — это то не театр. Курёхин вообще был категорически против театра. Постоянной "труппы" у ансамбля не было: основу оркестра составлял ленинградский костяк (около 8 человек), а остальных Курёхин собирал на месте. В Москве это были местные деятели, в Ливерпуле в 1990-м — английские музыканты.
Курёхин никогда не использовал готовое, потому что, когда художнику есть что сказать, ему легче приспособить и подчинить ту историческую и культурную память, которая сознательно или бессознательно существует у него в голове.
А какая это была память? Ленинградско-эстетская (сам Курёхин родом из Мурманска, детство и юность он провел в Москве, а с 17 лет проживал в Ленинграде), поскольку Ленинград — это всегда более эстетика, чем мысль (и в этом главное наше отличие от Москвы).
Это такой яркий, открытый, отчаянно веселый экспрессионизм, берущий свое начало в образной поэтике Арефьевского круга (лаконичный язык древней классики) и в двух авангардных идеях: «ноль-культуре», т.е поиске сути за привычными смыслами, и «всечестве» Ларионова-Зданевича, когда одновременно можно рисовать пятью разными способами сразу, писать стихи и прозу, играть на гитаре и устраивать философские диспуты. Это такая реанимация культуры от застоя — превращение в искусство самых разнообразных, часто неожиданных и простых вещей.
Вопреки мифу о том, что Курёхин не репетировал — Курёхин репетировал. Но репетировал не в привычном смысле этого слова — только отдельные музыкальные фрагменты заранее репетировались группами исполнителей , входившими в "Поп-механику", общий же перформанс исполнялся на сцене полностью впервые. И в единственном экземпляре.
Суть "Поп-механики" была в сочетании жестко установленной структуры и свободной импровизации. Т.е он, как дирижер, знал, что должен делать каждый участник, но каждый участник делал нечто свое и делал это впервые. Поэтому перформативные курёхинские концерты никогда не повторялись.
И всегда были инаковыми. Такой пестрый гул из звуков и действий, когда все существующие музыкальные формы и виды искусства слиты в единое действо.
Может быть странное, но, думается, вернее будет сказать именно инаковое — инаковые искусны и совсем не наивны.